Болгаро-татарские эпиграфические памятники в Вятском крае

В июне 1929 г. О[бщест]вом Татароведения совместно с О[бщест]вом Изучения Татарстана была организована небольшая разведочного характера поездка к нократским и глазовским татарам в составе двух лиц Н.И.Воробьева и Д.Д.Валидова.

Как известно, в Слободском районе Вятского округа Нижегородской области и в Глазовском уезде Вотской Авт[ономной] Области имеются два небольших островка татарского населения, заброшенных далеко на север от основного массива татар. Первый из этих островков, находящийся на расстоянии 45 км. от гор[ода] Вятки, представляет из себя одно большое село с населением около 5000 душ, состоящее из целого ряда слившихся воедино деревень и поселков. Это - село Нократ или по-русски Карино. Другой остров, состоящий из 22 отдельных деревень, находится в Глазовском уезде, в верховьях реки Чепцы, левого притока Вятки, приблизительно на расстоянии 180 км. от Нократа, в ближайшем соседстве со сплошными массивами вотского и бесермянского населения. Этот последний район расположен на расстоянии более 250 км. от границ Татреспублики.

Как и когда поселились здесь татары? На это дают ответ сохранившиеся здесь датированные эпиграфические памятники. Таких древних камней в Нократе оказалось три, и все они относятся к первой половине XVI века. Еще более интересным является четвертый, памятник болгарской эпохи (XIV в.), находящийся в деревне Гуриа-Кала среди глазовских татар.

Нахождение здесь этих памятников служит документальным доказательством древности местного татарского населения. Здешние татары, значительно отличающиеся от коренных казанских татар по своему говору, являются в этих местах не позднейшими пришельцами, а потомками старых колонизаторов края.

Древние исторические документы свидетельствуют о существовании по Вятке отдельной группы болгар, именуемых нократскими¹, еще в дотатарский период. Эта группа болгарского народа, вероятно, занимала низовья реки Вятки². Древнее городище и множество болгарских памятников (XIV в.), находящиеся близ деревни Кермень³, в Мамадышской вол[ости] Мамадышского кантона ТР, служат ясным доказательством этого. Исследователи утверждают, что здесь был расположен болгарский город Керменчук, многократно упоминаемый в русских летописях⁴.

Как известно из истории, под властью болгарских ханов еще в X веке находились соседние финские племена, платившие им дань. Дань эта вносилась, главным образом, пушниной. Болгары вели широкую торговлю мехами и другими товарами, притекающими к ним из северных районов. Наряду с собиранием дани тут, наверное, имела место и меновая торговля как с ближайшими, так и с более отдаленными аборигенами северного Приуралья. Понятно, что щупальцы болгарской государственной организации должны были проникнуть в среду северных подвластных ей народцев в целях политических, фискальных и торговых.

В качестве оплотов власти болгарских ханов на крайнем севере их владений, на пороге таинственной "Страны Тьмы" арабских путешественников, должны были находиться укрепленные пункты - крепостцы, являющиеся надежным прикрытием для гарнизонов и торговых колоний. Одним из таких форпостов - опорных пунктов болгарской власти и торговли являлась, по всей вероятности, местность над высоким левым берегом судоходной реки Чепцы, где ныне расположена татарская деревня Гуриа-Кала (близ жел[езно]-дор[ожной] станции Балезино). Характерным является тот факт, что в состав названия этой деревни входит слово "кала" - "крепость". Действительно, около этой деревни находятся явные следы древних укреплений - рвы и валы. Следует предполагать, что укрепленные пункты были здесь и раньше XIV века, в домонгольский период.

Впоследствии преемственность по владению этими окраинами Болгарского царства и по местной торговле перешла к татарам, и в эпоху Казанского ханства, должно быть, происходила более интенсивная колонизация края со стороны татар. Центром татарского владычества, возможно, был Нократ⁵, расположенный близ устья Чепцы. Глазовский район также подвергался татарской колонизации, так что с течением времени остатки прежних болгарских колонистов были ассимилированы татарами. В этом отношении здесь произошло то же самое явление, что и на основной территории бывшего Болгарского ханства.

Как видно из вышеизложенного, наши датированные эпиграфические памятники являются ценным материалом при изучении политическо-экономических отношений в далеком прошлом нашего края.

Участниками поездки были привезены пять фотоснимков с тамошних могильных памятников, разработку и издание текстов коих они любезно предоставили пишущему эти строки. Следует оговориться, что эти тексты публикуются в печати не впервые. Первые сведения о здешних памятниках появились на страницах татарского журнала "Шуро", издававшегося в дореволюционное время в Оренбурге. В №20 этого журнала за 1910 г. местный корреспондент А.Атави сообщил о нократских камнях и привел их тексты, хотя не совсем точно транскрибированные. В 1911 г. в №14 того же журнала местный житель Г.Чечеков, сообщая сведения о глазовских татарах, привел между прочим текст камня из Гуриа-Кала, однако совершенно фантастический и неправильно прочитанный. Ниже я постараюсь дать по возможности точные транскрипции и переводы этих текстов, поскольку удалось их мне разобрать и, отчасти, восстановить по имеющимся фотографиям. При этом я только в исключительных случаях прибегал, как к сравнительному материалу, к ранее изданным записям, так как не все места надписей одинаково отчетливо вышли на фотоснимках.

Памятник XIV века находится в ограде мечети дер. Гуриа-Кала. Местные жители говорят, что, согласно преданию, мечеть эта была построена на месте древнего могильника. Камень очень ветхий и разбит на 3 куска. К счастью, основная часть текста сохранилась сравнительно хорошо. Недостающие места удается уверенно восстановить по сохранившимся фрагментам по аналогии с другими памятниками той же эпохи. Врезанная надпись выполнена куфическим письмом и весьма типична для многих болгарских памятников XIV века. (Рис. 1).

Текст надписи следующий:

Старинная булгарская эпитафия на арабском языке

Перевод: "... Смерть (есть врата и) все люди войдут [в них]. Памятник Яхам (?) дочери... д. [Да будет] над ним (!) милость божья милостью широкою. Даты [в] семь (сот двадцать) третьем году, шестнадцатого дня.. ."⁶.

Дата погребения, 723 год гиджры, соответствует 1323 году. Название месяца не сохранилось. В дате не хватает слова (сот), которое не вызывает сомнения; от числительного десятичного порядка сохранилась лишь последняя буква (м), но по аналогии с подобными же числительными на других болгарских памятниках здесь с полной уверенностью можно предполагать слово (джирем) - "двадцать", ибо других числительных десятичного порядка, оканчивающихся на , в подобном сочетании быть не может.

Памятник поставлен над женской могилой, что явствует из слова - "дочь". Чтение имени покойной вызывает однако некоторое сомнение, так как камень в этом месте несколько попорчен. От имени отца сохранилась только последняя буква. Обращает на себя внимание ошибка писавшего, который вместо арабского слова "над ней" ( ) написал его в мужском роде ("над ним"). Язык текста (кроме арабских изречений) обычный, древне-болгарский, который расшифровывается посредством сравнения с чувашским языком.

Три памятника казанской эпохи находятся на кладбище села Нократ, приблизительно на расстоянии одного километра от последнего. По стилю письма (кстати сказать, очень некрасивого и не каллиграфичного) и по орнаменту эти памятники совершенно не напоминают изящные, стильные по письму и богатые по орнаменту надгробия той же эпохи, находящиеся в пределах Татреспублики. В арабских изречениях бросаются в глаза безграмотность и недостаточная образованность писавших. Словом, во всех отношениях здесь сказалась глубокая провинция. Более старый из памятников с грубой рельефной надписью разбился на несколько кусков (Рис. 2); остальные два целы, и весьма неумелые врезанные надписи на них сохранились довольно хорошо⁷. Язык неарабских частей текстов старый тюрко-татарский.

Текст надгробия №1:

Эпитафия на арабском и татарском языках времен Казанского ханства

Перевод: "Прибегаю к богу от сатаны... Именем бога милостивого, милосердого. Каждая душа вкусит смерть; после вернетесь ко мне. Сказал пророк, да будет мир над ним (!). Даты в девятьсот девятом, в конце месяца рэджэба то было, что супруга Али-бикэ... из мира бренности в мир вечности переселилась".

Дата соответствует началу 1504 года (январь).

Текст надгробия №2:

Перевод: "О Мухаммед! О Али!"⁸.

"Именем бога милостивого, милосердого. Всяк живущий смертен, он же живой - бессмертный. Каждая душа вкусит смерть; после вернетесь ко мне. Даты в девятьсот шестидесятом, в конце месяца рэджэба Сейдтэк сын Али-суфия перешел сюда, [когда] ему было шестьдесят лет".

Дата соответствует 1555 году (февраль). На надгробии №3 надписи имеются на обоих сторонах плиты.

Текст на лицевой стороне:

Перевод:

"О Мухаммед! Али!"
"Помяни не пощаженного смертью!"
"Именем бога милостивого, милосердого. Всяк живущий смертен, он же живой - бессмертный. Каждая душа вкусит смерть; а после вернетесь ко мне. Даты в девятьсот двадцать шестом, в месяце рэджэбе Джиханша сын Сейдтэка ... умер мученически".

Дата соответствует 1522 году (сентябрь).

На фотографии последняя строка этой надписи не вышла совсем, поэтому часть конца текста оставлена мной без транскрипции и перевода. Корреспондент "Шуро" дал тоже сомнительное чтение этого места. Он не сомневается только в последних двух словах - "умер мученически".

Как явствует из текстов, дат и собственных имен на памятниках №2 и №3, эти стоящие рядом два камня как будто бы поставлены на могилах отца и сына; сын Джиханша, по-видимому, умер в очень молодых летах (самое большее 15-16 лет), а отец его Сейдтэк пережил сына на 33 года и умер стариком, спустя 3 года после взятия Казани. Должно быть молодой человек был любимым сыном отца, так как вопреки традиции на оборотной стороне его памятника помещено лирическое обращение к умершему, нечто вроде причитания. Это - явление индивидуального характера: ничего подобного на других татарских памятниках этой эпохи нам не приходилось встречать. Вот текст этого обращения, весьма интересного в отношении языка и стиля данного времени.

(Рис. №3):

Перевод: "Настала радость [для] смерти: наша [же] радость ушла, как будто соколом улетела. Их не найти ищущему. О ушедший оборвав надежды с.....(?), ушедший сгорая в горе и печали, душа моя, юноша! О ушедший томясь и страдая, не изведавши радости, душа моя, юноша! Отнимет.....".

Текст обрывается в конце 10-й строки; дальнейшее сильно стерто и на фотографии не вышло. На пятой строке одно слово не поддается осмысленному чтению. Обращает внимание весьма странная орфография; некоторые никогда не соединяемые слова написаны слитно.

¹ Река Вятка по-татарски называется Нократ-Иделе.

² Основная масса болгарского народа занимала, гл. обр., территорию трех кантонов ТССР: Чистопольского, Спасского и Буинского, о чем свидетельствуют рассеянные здесь многочисленные городища и болгарские могильники XIV века.

³ "Кермень" (Кирман) означает крепость.

⁴ Е.Т.Соловьев. "Где был древний Булгарский город Керманчук?" // Известия О-ва Арх., Ист. И Этн., т. IV, стр.30.

⁵ Село Нократ вплоть до Октябрьской революции сохранило традиции торгового центра. Значительный процент его населения занимался торговлей. Здесь были даже крупные купцы-миллионеры из татар.

В бытность мою в селе Куллары, Мамсинской вол., Арского кантона, мне удалось записать одно народное предание, по которому из Болгар вышли три родоначальника; один из них основал город Касимов, другой -село Ура (в Мамсинской волости), а третий - село Нократ.

Мелкую серебряную болгарскую монету (обычно овальной формы) татары называют "нократской монетой" (нократ тәңкәсе). У татар такие монеты употребляются в качестве талисмана против сглаза.

⁶ Во всех текстах недостающие, но предполагаемые с уверенностью слова поставлены в скобки; эти скобки отчасти сохранены и в соответствующих местах переводов. Неразобранные или совершенно стертые места обозначены многоточием. После слов, в правильности чтения которых я сомневался, поставлены знаки вопроса в скобках. В переводах в прямых скобках стоят слова, добавленные в целях более ясного уяснения смысла текста. Некоторые арабские изречения переведены мною не буквально, а по смыслу.

⁷ Надписи на обоих памятниках № 2 и № 3 исполнены, как будто бы, одним и тем же мастером. Обращает на себя внимание безграмотность писавшего по-арабски.

⁸ Такие обращения к Мухаммеду и к халифу Али нигде на других памятниках этой эпохи не встречаются.

Материалы по охране, ремонту и реставрации памятников ТССР / Отдел по делам музеев и охраны памятников искусства, старины и природы при Академическом Центре Татнаркомпроса. 4-й вып. - Казань, 1930. -С.49-57.

284-293 битләр

Гали Рәхим: тарихи-документаль, әдәби һәм биография җыентык. Казан, “Җыен” нәшрияты, 2008. Төзүчеләре – Раиф Мәрданов, Ирек Һадиев