Погребальные сооружения отличаются большим разнообразием как на межгрупповом,
так и на внутри-групповом уровнях. Практически у всех групп сибирских татар
в качестве намогильных сооружений использовались срубы (киртма, суккы, уй),
которые информаторы из числа тюменских и тобольских татар называют наиболее
архаичным типом надмогильного сооружения, и деревянные и металлические ограды
("Если поставить штакетник или железную ограду, то вся семья будет лежать
рядом"). [38]
Обычно сруб ставили сразу после похорон. Если по каким-либо причинам это не
удавалось, то сооружение возводили в родительский день (цым).
К проблеме изучения семантики намогильных столбов тобольских татар. Пожалуй,
самой эффектной и семантически наполненной деталью намогильных сооружений тобольских
и части курдакско-саргатских татар являлись орнаментированные резные столбы
(баган, орма). Этим сооружениям посвящено несколько специальных работ, в том
или ином аспекте рассматривающих их семантику142. Столб устанавливается в изголовье
умершего. Наряду с могильной оградой намогильный столб является на некрополях
перечисленных деревень основным погребальным сооружением и интерпретируется
местными жителями как дань уважения, памятник похороненному.
Высота данных сооружений составляет 180 - 350 см, материалом для их изготовления
служат бревна или брус. Нижняя часть столба не орнаментируется, верхняя украшается
резьбой и состоит из чередующихся призматических, цилиндрических, конических,
сферических и овоидных объемов. Из технических приемов используется профилировка,
выемчатая и пропильная резьба, огранка (снятие фасок), окрашивание, вершина
столба нередко увенчивается изображением полумесяца. Изредка в качестве надмогильного
столба используется длинная жердь или брус, лишенные орнаментации.
Намогильные столбы кладбищ деревень Юрты-Супринские, Второвагай,
Устамак различаются по месту их установки на могилу и в орнаментации.
Намогильные столбы на кладбище д. Юрты-Супринские
устанавливаются в юго-западном углу могильной ограды на захоронениях
и мужчин, и женщин. Столбы, изготовленные из бревен и имеющие
чаще всего подквадратное поперечное сечение, на могилах умерших
обоего пола, как правило, увенчиваются изображением полумесяца
(ай). Тулово столба состоит из разделенных выступами конических
и призматических фигур, причем орнамент практически всегда идентичен.
В редких случаях на плоскостях столбов зафиксирован орнамент
из точек, выполненных в технике выемчатой резьбы, а также зубчатый
верхний край орнаментированных профилей. Верх столбов с захоронений
мужчин - заостренный, конусообразный или в виде усеченной пирамиды,
а на могилах женщин - уплощенный и лопатообразный, украшенный
зубцами, изображающими гребень (тарак), а в единичных случаях
изображение гребня заменено, например, полумесяцем.
На кладбище д. Второвагай столбы устанавливаются
в центре западной стороны ограждения могилы (снаружи или изнутри
вплотную к стене). В единичных случаях зафиксирована установка
столба в северо-западном углу ограды. Столбы, изготовленные
из бревен, имеют круглое или подквадратное поперечное сечение,
нередки граненые конструкции. Вершины столбов могут быть заостренными
или округлыми, тулово нередко имеет сложный профиль и состоит
из чередующихся орнаментированных поясков, овоидных, призматических
и конусовидных фигур. Зафиксирована декорация плоскостей в верхней
части чередующимися рядами зарубок, нанесенных вертикальными
рядами по граням столба, слегка под углом к плоскости земли,
и заполненных красной краской. В некоторых случаях на грани
столбов имеется орнамент из точек (углублений) в технике выемчатой
резьбы. Характерной особенностью орнаментики намогильных сооружений
(столбов) комплекса является зубчатый верхний и нижний край
орнаментированных поясков. Зубцы создаются путем нанесения по
краям поясов вырезов прямоугольной формы. Местом установки столба
на могильные ограды кладбища д. Устамак является
центр западной стороны ограждения могилы (снаружи или изнутри
вплотную к стене). Столбы имеют заостренный или конический верх,
при этом изображения полумесяцев отсутствуют. По сравнению с
аналогичными конструкциями некрополей деревень Юрты-Супринские
и Второвагай орнаментика столбов менее разнообразна в мотивах.
Тулово столба состоит из чередующихся цилиндрических и конических
объемов. Характерной особенностью декора является зубчатый орнамент,
полностью аналогичный орнаменту намогильных столбов кладбища
д. Второвагай.
Иногда столбы фиксируются на группе оград-штакетников, находящихся во внутренней
части некрополя. При этом резной столб, к тулову которого прирубаются с боков
поперечные планки ограды, устанавливается по центру западной стены сооружения.
Столбы четырехгранные, с изображением полумесяца на вершине, тулово состоит
из чередующихся призматических, овоидных и конических объемов, на боковые грани
иногда наносится орнамент из точек, выполненных в технике выемчатой резьбы.
На кладбище д. Байгара аналогичные по содержанию
намогильные сооружения (столбы) зафиксированы в двух случаях
на могильных оградах-штакетниках. При этом местом установки
столба является юго-западный угол сооружения. Конструкция состоит
из врубленного в вершину углового столба ограды резного шеста,
увенчанного полумесяцем.
Наиболее общей идеей, заложенной в рассматриваемых сооружениях, является их
вертикальность, устремленность вверх (от земли к небу). В данной связи логичным
представляется отождествление намогильных столбов тобольских татар с мировым
деревом и коновязями, которые, вероятно, являются его символическим отражением.
В тюрко-монгольском эпосе коновязь нередко проходит сквозь три слоя мира, сливаясь
с образом мирового дерева143. Следует заметить, что столбовые конструкции, подобные
коновязям и нередко входящие в [39] намогильное сооружение, достаточно широко
распространены как у народов Сибири, так и далеко за ее пределами. Так в этнографии
Паннонии широко известны намогильные сооружения, устанавливавшиеся на протестантских
могилах, в виде орнаментированных столбов с ярко выраженным навершием, которые
имели очень выразительное название - kopiafak144. Венгерские намогильные сооружения
имеют многогранную семантику, включающую в себя символы копья, лодки, однако
наиболее выражена антропоморфная основа этих памятников145. Как мы увидим далее,
сходная семантика характерна и для столбов на сибирско-татарских кладбищах.
Китайские хроники (Таншу, Чжоушу, Суйшу, Бэйши) в числе особенностей древнетюркского
погребального обряда упоминают установку на могиле памятного столба (знака)146,
а данные по археологии Тувы и Северной Монголии свидетельствуют о многочисленных
находках на памятниках (оградках) древних тюрков остатков деревянных столбовых
конструкций147. В Западной Сибири столбы были зафиксированы исследователями
в насыпях курганов на территории Кузнецкой котловины на ирменских и средневековых
памятниках148.
Остановимся на характеристике некоторых символических структур, которые могут
быть, на наш взгляд, выделены при анализе рассматриваемых намогильных сооружениях.
"Лестница в небо". Одним из важнейших
элементов, вероятно, отражающим отношение к пространственно-символической
сфере, являются обнаруженные нами в ходе полевого обследования
поперечные углубления-зарубки, нанесенные вертикальными рядами
по всему периметру столба, слегка под углом к плоскости земли,
в верхней и средней частях погребальных столбов на кладбище
д. Второвагай. Информаторы не смогли объяснить назначение этих
зарубок, однако их семантическая насыщенность определялась частой
встречаемостью этого элемента и особой его художественной выразительностью;
так, часть углублений была заполнена красной краской и эффектно
выделялась на фоне всего столба.
Семантику этих зарубок удалось выяснить с помощью сравнительного материала.
Они архетипически восходят к шаманским лестницам, изображавшимся в виде зарубок
(тапты, букв. ступеньки) на стволах священных берез.
По этнографическим материалам известно, например, что такие зарубки делались
шаманами шорцев и алтайцев во время их путешествия в Верхний мир. У бачатских
телеутов термином "тапты" обозначался каждый из многочисленных слоев
Верхнего мира. Число зарубок зависело от того, на каком слое (кат) неба живет
дух, которому совершалось камлание. Один из наиболее почитаемых у телеутов шаманских
духов-пайана носит название Талай-Каан (Море-хан). На пути к нему шаман проходит
семь водоворотов, символизируемых талиной с семью зарубками. При этом кам (шаман)
плывет на налиме, окуне, ерше, щуке, карасе. Ему неудобно, колко, скользко.
По сути, весь путь кама есть преодоление ступени за ступенью, слоя за слоем.
Тексты шаманских камланий пестрят выражениями: т'ети (сегис, тогус и т.д.) тапты
тапталган, т'ети (сегис, тогус и т.д.) катта ойынду; на седьмую (восьмую, девятую
и т.д.) ступень наступающая (наступающий), на седьмом (восьмом, девятом и т.д.)
слое игру имеющая (имеющий).
У шорцев столб с нарисованными красной краской чередующимися полосками использовался
при проведении обряда возвращения шаманом души больного человека. Во время сеанса
камлания тувинских шаманов вне юрты больного устраивалось специальное сооружение
(сузук), представлявшее собой столб из лиственницы, с нанесенными на ней красной
краской полосами. У якутских шаманов связующим звеном при путешествиях шаманов
в Верхний мир были особые коновязи - сэргэ, на которых делали зарубки, означающие
остановки шамана, когда он восходил вверх или, наоборот, спускался вниз149.
Иногда импровизированная лестница заменяла самое дерево, например, у селькупов,
живших в тундре. По мнению В.Н. Басилова, обряд вскакивания босыми ногами на
острие сабли, который проводили туркменские, казахские, каракалпакские и узбекские
шаманы во время сеансов камлания, есть не что иное, как своеобразный символ
лестницы, отражающей путь на небо. Исследователь упоминает маньчжуроязычных
сибо, шаманы которых во время обряда посвящения поднимались по лестнице из мечей150.
Символические лестницы ритуально связаны с погребальным обрядом и служат для
восхождения душ умерших на небо. По изображению копья, установленного на могиле
у казахов, уходила на небо душа умершего. По воззрениям финнов, душа-двойник
покойника достигала царства мертвых Маналы, вскарабкиваясь по Космической горе,
находящейся в Северной стране. При этом умерший зацеплялся на горе с помощью
зарубок, процарапанных ногтями. В южно-русских губерниях (Калужской, Воронежской,
Курской) лестницы выпекались из теста на сорокодневное поминовение и на день
Вознесения. Лестница должна была помочь душе покойного взобраться на небо. Иногда
фигурку в виде лестницы пекли не на поминки, а на похороны, и выставляли ее
у гроба. В Калужской губ. выпеченную из теста лестницу клали во время панихиды
в могилу151.
Надо отметить, что в мифологии самых разных культур мира лестница создает условия
для коммуникации между мирами, когда требуется использование космических сил
для установления нового миропорядка на земле. В мифах лестница свисает с неба
либо идет вдоль ствола мирового дерева, столба, горы. Иногда лестницы предстают
в необычном, можно сказать, экзотическом виде. Так, М.А. Дэвлет обратила внимание
на то, что на [40] некоторых петроглифах Монголии и Верхнего Енисея лестницу
образуют рога оленей. Эти изображения трактуются именно как семантический эквивалент
шаманского мирового дерева, лестница, по которой шаман мог подниматься в Верхний
мир. В одном случае показан и антропоморфный персонаж, как бы поднимающийся
вверх по рогам, служащим для него чем-то вроде лестницы152.
Иногда колоссальные культовые сооружения символизируют лестницу; таковы, по
мнению исследователей, и пирамиды Древнего Египта, ступени которых предназначались
для восхождения умерших на небо (ср. установление столбов с зарубками-лестницей
именно на кладбище), и зиккураты. Кстати, в древнейших "Текстах пирамид",
а также в "Египетской книге мертвых" часто упоминаются лестницы, по
которым египетские обожествленные цари взбирались на небо. В некоторых египетских
могилах найдены лестницы, поставленные для того, чтобы духи по ним могли подняться
из могил и взойти на небо. Ведал этими лестницами бог пустынных чужих стран
Сет, который хорошо знал свое дело: ведь он сам первым воспользовался лестницей
для восхождения к солнцу.
В Сибири в погребениях пазырыкской культуры найдены лестницы различных конструкций.
Две из них, из четвертого и пятого Пазырыкских курганов, представляли собой
бревна длиной 3 и 4 м с девятью и восемью ступенями-зарубками. В хуннских захоронениях
Монголии (Булаганский и Оворхангайский аймкаки) гробы закрывались решетками-лестницами
с семью и более ступеньками-перекладинами153.
Лестница о семи ступенях являлась атрибутом мистерий митраистов. Восхождение
по ритуальной лестнице было элементом орфического посвящения. Миф о восхождении
на небо по лестнице известен в Африке, Океании, Северной Америке.
На связь мистической лестницы и шаманского ритуала указал в своем знаменитом
обобщающем труде по шаманизму М. Элиаде. Весьма характерно название одного из
параграфов его книги - "Лестница - дорога мертвых - вознесение". Автор
приходит к выводу, что разнообразные "физические" проводники (в том
числе и символическая лестница), использовавшиеся для восхождения на небо, были,
по сути, вариантами Мирового Древа, Космической Оси, соединяющей Небо, Землю
и Преисподнюю. Шаманскую лестницу М. Элиаде рассматривает в более широком символическом
контексте. Он объединяет мифы о лестнице с шаманистскими ритуалами, связанными
с космической веревкой и нитью. По совокупному содержанию мифов, в древние времена
общение земли с небом было легким, ибо их связывала веревка (лестница). Затем,
в результате глобальной катастрофы, веревка оказалась разорванной, что нарушило
первоначальный Космос. После этого общение посредством космической веревки стало
возможно только для душ умерших и некоторых привилегированных - волшебников
и благочестивых154.
Высокий семантический статус лестницы в мифе и ритуале определялся, вероятно,
разнообразием ее конструкции. Полиморфизм обусловливал полисемантичность мифологического
образа. В фольклорных традициях представлены различные лестницы - деревянные,
каменные, железные, золотые, веревочные.
Веревочная лестница могла ассоциироваться просто с веревкой или нитью, которые
также являются проводниками и связующими звеньями мифологического пространства,
при этом обычно связывают мир реальный и мир инобытийный, хтонический (ср. нить
Ариадны или нить клубка, ведущего героя в лес (=инобытие), в волшебной сказке).
Мост из конского волоса, по представлениям алтайцев, перекинут через бездонное
черное озеро в подземном мире Эрлика. Шаманы во время следования по подземному
миру с трудом и осторожностью проходят этот опасный мост155.
Деревянная лестница ассоциируется с Мировым древом, частным случаем такой ассоциации
является лестница в виде зарубок на стволе дерева. Разумеется, нет нужды специально
говорить о роли Мирового древа в организации мифологического космоса. Тесная
связь и взаимозаменяемость лестницы и шаманского дерева отчетливо проявляется
в мировоззрении бурят. В многочисленных преданиях и легендах шаманское дерево
предстает то в виде лестницы, то в виде "основы шаманского мироздания"156.
У якутов и алтайцев зафиксированы сходные представления о лиственнице как "лестнице
шамана" (тек-пиш, туспэт), на что специально обращается внимание при характеристике
генетических связей между этими народами157.
Наконец, каменная, или земляная, лестница может ассоциироваться с образом Мировой
горы и одновременно наполняет особым семиотическим содержанием образ ступени.
В этой связи стоит обратить особое внимание на ступенчатые намогильные сооружения
(вплоть до пирамид и зиккуратов), а также различные ступени, приступки и уступы
внутри могильной камеры. Такого рода приступки зафиксированы этнографически
и, в довольно большом количестве, археологически158.
Особое положение ступени лестницы отражено не только в ранних верованиях и культовых
практиках, но и в мировых религиях. Хорошо известно, что 70-я сура Корана носит
наименование "Ступени":
"И вопрошающий спросил о каре...
От Господа (идущей)
От Владыки всех ступеней [41]
(Ступеней, по которым)
Ангелы и Дух к Нему восходят
За день один, длиною в пятьдесят тысячелетий" (Коран, 70, 1- 4).
В русской сказке лестница фигурирует в сюжете о мифической переправе, которая,
будучи главным рубежом героя сказки, является границей между этим и иным мирами.
Переправы (а, следовательно, и лестницы как их частный случай) ведут свое происхождение
от представлений о пути умершего в мир иной и довольно точно, в ряде случаев,
отражают погребальный обряд. На Псковщине до сих пор существует обычай класть
погребальные носилки "как мостки" через ручей. Данный обычай связывается
с архаичными представлениями о лестнице, ведущей в небо, о месте перехода в
загробный мир. В.Я. Пропп, изучивший сказочный сюжет о лестницах-переправах,
датировал эти сюжеты временем возникновения египетской мифологии. Сопряжение
мифической лестницы и погребального ритуала чрезвычайно примечательно159.
Кроме шаманских восхождений на верхнее небо лестница служила для сошествия верхних
божеств на Землю. В буддийской мифологии именно так Шакьямуни (будда Сиддхартха
Гаутама) сошел с неба Тушита, использовав лестницу, которую ему принес Индра.
Тамори с острова Сулавеси, прежде чем срубить дерево, задабривали древесного
духа, приставляя к дереву лестницу, чтобы ему было удобней спускаться. У некоторых
народов существуют представление, что по лестнице спускается солнце. Д.Д. Фрэзер
приводит сведения о том, что жители некоторых островов Малайского архипелага
поклоняются солнцу как главному мужскому богу, который спускается для оплодотворения
матери-земли. Для удобства его нисхождения подставляют лестницу с семью ступенями
к священному фиговому дереву и т.д.160. Сюда же можно отнести и самый знаменитый
в мировой истории сюжет, связанный с божественной лестницей. Это сон Иакова:
"И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба;
и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней" (Быт. 28,12). o-.o
Наконец, самые древние в Сибири шаманские лестницы, прообразы зарубок-ступеней
на намогильных столбах тобольских татар, были обнаружены на знаменитых стелах
и менгирах окуневской эпохи, составляющих одну из ярчайших особенностей культуры
ранней бронзы в Южной Сибири. Они представляли собой выбитые на боковых гранях
стел многочисленные прогнутые вниз скобообразные фигуры, изображающие перекладины
веревочных лестниц. На настоящий момент это наиболее раннее в Сибири изображение
шаманской лестницы, пронизывающей миры Вселенной161. От этих Перекладин ведут
свой отсчет все зарубки, символизирующие ступени лестницы на пути шаманов. В
основе этих представлений лежит древнейшая универсальная мифологема лестницы-переправы:
от той, по которой поднимался на небо еще Сет, до той, что дала заглавие знаменитой
рок-бал ладе XX в. "Лестница в небо"162.
Таким образом, лестница предстает как одна из базисных мифологем, сопоставимых
по своему значению с Мировой горой или Мировым древом. По сути, все они выполняют
сходную функцию объединения мироздания. В погребальном ритуале лестница чаще
всего выступает в роли проводника душ умерших, в шаманском обряде - в качестве
средства перемещения шамана по верхним мирам. Возвращаясь к зарубкам на столбах
сибирско-татарских кладбищ, необходимо подчеркнуть, что семантически они, вероятно,
восходят к этому же кругу ритуальных и мифологических представлений.
"Копье и гребень". Весьма существенной
стороной данных намогильных столбов является их антропоморфность.
Следует отметить, что по форме поперечного сечения намогильные
столбы тобольских татар подразделяются на две группы: с прямоугольным
сечением, плоские, выполненные из доски; и с круглым сечением,
круглые по форме, вырезанные из ствола дерева. Явно антропоморфную
форму имели плоские столбы, изготовленные из доски, однако семантически
антропоморфными являлись и круглые в сечении сооружения. При
обследовании кладбища у д. Второвагай Вагайского
р-на удалось зафиксировать ряд плоских намогильных столбов (баган),
с отчетливыми элементами антропоморфности: выразительно профилировано
островерхое навершие ("голова"), плечикам придана
подтреугольная форма ("руки", они по форме напоминают
изображения рук, проработанных в ритуальной деревянной скульптуре
алтайцев163), нижняя часть - тулово - снабжена подпрямоугольной
подставкой ("ноги"). Схема вертикального членения,
принятая на рассматриваемых изображениях и включающая в себя
мотивы головы, рук, тулова, ног (иногда профилирована и шея),
очень похожа на славянские антропоморфные надгробия и бытовые
предметы, имеющие антропоморфный облик164.
Однако еще более интересные материалы получены при обследовании
кладбища у д. Юрты-Супринские Тобольского р-на.
Здесь фиксируются намогильные столбы, круглые в сечении, с четким
вертикальным делением на зоны. Особое значение имеют навершия
столбов. В основном они выполнены в двух формах: 1) островерхие,
в виде четырехгранной пирамиды с вершиной, направленной вверх,
и несколько закругленными гранями, а также конусообразные; 2)
уплощенные, лопатообразные навершия, иногда завершающиеся тремя-четырьмя
заостренными выступами, образующими подобие короны. [42]
При опросе информаторов удалось выявить семантику этих изображений. Первый вид
столбов символизирует копье (сунгы)165 или стрелу (ок); такие сооружения устанавливаются
на мужских погребениях. Второй вид носит наименование тарах (гребень, гребенка)
и устанавливается на женских могилах. Любопытно, что аналогичная семантика явно
выраженного полового диморфизма намогильных изображений известна в самых различных
культурах. Так, на Дальнем Востоке айны устанавливали намогильные столбы (кува
или райкуру ни - "дерево умершего человека") в двух формах: мужские
- с торчащим сучком или в виде копья, и женские -с полушарием на вершине, в
котором просверливалось сквозное отверстие. А в Центральной Европе, на венгерских
протестантских кладбищах, точно так же, как и в Сибири, устанавливали намогильные
столбы с навершием в форме копья (вспомним и выразительное название этих сооружений
- kopjafak) и в форме гребенки. Эти сооружение также отражали разделение на
мужское и женское начала166. Очевидно, что столь недвусмысленно выраженный половой
диморфизм свидетельствует об антропоморфности и самих сооружений.
Особое значение имеет такой сугубо мужской символ, как острое навершие. Остроконечное
копье - символ, использовавшийся при погребениях еще телескими племенами раннего
средневековья (например, уйгурами), широко представлен и в настоящее время.
И.В. Белич и Л.Т. Шаргородский, безусловно, правы, отмечая, что копье выступало
в качестве вместилища души умершего мужчины. Такие представления имели место
в мифологии и ритуале целой группы народов. Так, у казахов, как только умирал
мужчина, в юрте в вертикальном положении устанавливалось его копье (найза),
на конце которого привязывался платок, цвет которого указывал на возраст покойного.
Через год копье переламывали, а обломок устанавливали на могиле умершего. Разновидностью
копья мог быть шест, кол, просто палка, называемая "бакан" (!)167.
С несколько иной этнокультурной средой связана остроголовость скульптурных изображений
на татарских кладбищах, хотя и она последовательно сопрягается с мужской стихией.
Археологи отмечают, что остроголовые культовые изображения только в Западной
Сибири встречаются в чрезвычайно широком хронологическом диапазоне - от энеолита
до средневековья. При этом, начиная, как минимум, с рубежа эр, остроголовость
в таежной зоне Западной Сибири стала символизировать мужское начало168. По этнографическим
данным, остроголовость - характерная черта ритуальной скульптуры народов уральской
языковой семьи. Этой особенностью обладают изображения хантыйских и мансийских
пугос (пубых, пупи), юнхов, иляней (юх-иляней, иу-еляней), селькупских лозей,
ненецких сядаев и т.д. В мифологических сказках обских угров остроголовыми рисуются
лесные великаны - менквы. Остроголовые сядаи последовательно связываются в ненецкой
традиции с мужским началом, в то время как женские домашние духи круглоголовы.
Вырезанная скульптура сядая укреплялась на нарте мужчины, выполняя роль подсказчика
в пути. Остроголовость скульптур связана с устремлением вверх, полетом, идеей
пробивания небесной тверди. Острое маркирует сферу мужского - это и остроконечные
чумы богов на святилищах, и "знаки власти" с заостренным верхом в
тундре, и хорей (тюр), вертикально установленный на могиле мужчины169.
Но еще более поразительно сходство изображений с татарских кладбищ с образом
мансийского Мисхума, лесного великана, внешне похожего на менквов, и, так же,
как последние, считавшегося предком фратрии Мось. Верхняя часть его головы выполнена
в виде восьмигранной пирамиды с затесанными гранями. Новосибирские авторы убедительно
связывают эту деталь на данном и многих других аналогичных изображениях с особенностями
древнего вооружения: шлемами сфероконической формы, боевыми полумасками, налобными
бляхами. При этом такое вооружение оценивается как символическое отражение принадлежности
к военно-богатырской прослойке средневекового угорского общества170.
Напротив, семантика гребня, гребенки отчетливо связана с женским началом. В
славянской мифологии гребень символизирует женскую и эротическую стихию. В родильной
обрядности гребень служил символом женской доли. Новорожденному мальчику перерезали
пуповину на топоре, девочке - с помощью гребня. В девичьих гаданиях с помощью
гребня узнавали суженого. Ничего удивительного нет и в том, что на свадьбах
девушке принято было дарить гребень. Гребень, особенно тот, что использовался
для расчесывания покойника, являлся существенным элементом погребальной обрядности.
Его бросали в реку, чтобы поскорее уплыла смерть, либо клали вместе с остриженными
волосами в гроб (ср. с обрядом захоронения остриженных волос у тоболо-иртышских
татар). Интересно, что ханты и лесные ненцы гребни в могилу не клали, мотивируя
это тем, что "в семье никого не останется, т.к. покойник зачешет родственников
в могилу вместе с собой". Однако у лесных ненцев зафиксирована и обратная
информация, согласно которой покойный "должен забрать свой гребень в могилу"
(его клали в изголовье). На севере Сибири гребни также являлись женским атрибутом.
Например, в легендах северных хантов каждое утро семь жен остяцкого богатыря
Тек ики (Тегинского старика - покровителя юрт Теги, имевшего образ собаки и
пышные волосы) расчесывали ему голову и заплетали семь кос.
Чрезвычайно отчетливо связь гребня с погребальным ритуалом отражена в материалах
археологических памятников Приуралья (бассейн р. Чепцы) конца I - начала II
тыс. н.э. Как и следовало ожидать, в могильниках гребни располагались только
в женских или девичьих захоронениях. В могилах девочек гребни служили знаком
[43] их предназначения (увы, нереализованного) быть женщиной и матерью. Эти
предметы несут в себе глубокий сакральный смысл. Декор гребней также весьма
показателен и включает в себя ромбы и треугольники как символы плодородия, а
также парные конские головы, расположенные антиподально или навстречу друг другу.
Далее мы рассмотрим аналогию этим изображениям на нашем материале. В фольклорно-этнографическом
наследии удмуртов ритуальное назначение погребальных гребней связано с репродуктивной
сферой человеческой жизни. Гребни использовались во время трудных родов и были
ритуально связаны с женскими волосами и головой171.
В русских сказках гребешок сначала принадлежит Бабе Яге, а затем похищается
у нее и используется в качестве магического оружия против нее же: во время погони
его бросают, и он превращается в непроходимый лес. Декор русских средневековых
бытовых гребней обязательно содержит идеограмму воды в том или ином облике,
т.е. опять-таки сопоставим с женским началом.
Гребень - характерный атрибут русалок. У забайкальской водяной "чертовки"
- он золотой или медный и имеет "магическую силу", у "лешачих"
еще и огромных размеров. Гребни фигурируют и в прядении русалок.
Мотив расчесывания гребнем присутствует не только в славянской мифологии. Известная
Су анасы (хозяйка-мать воды) казанских татар также имеет гребень, которым она
расчесывает свои роскошные волосы. Лесная хозяйка (пицин, пичен, или урман иясе)
разных групп сибирских татар вычесывает гребешком из головы вшей, которыми и
кормит случайно забредшего к ней охотника. Важнейшим атрибутом Су иясе (водяной
хозяйки) тобольских татар является золотой гребень, о чем уже упоминалось в
предыдущей главе. Аналогично золотым гребнем расчесывалась хозяйка воды в поверьях
шорцев и кумандинцев. Гребень - обязательный атрибут пермяцкой шишиги, функции
которой аналогичны русалочьим. Д. К. Зеленин специально подчеркивал ярко выраженный
поминально-погребальный характер русальских обрядов172. Высокий сакральный смысл
гребней отмечен и для археологических материалов Западной Сибири эпохи средневековья173.
Уникальные материалы, представляющие все разбираемые мифо-ритуальные явления
в едином комплексе, содержатся в алтайской этнографии. В алтайских преданиях
гребень принадлежит богине-матери Умай (Май-ана), которая живет на третьем слое
неба, рядом с водным источником жизни сут-коль - "Молочным озером".
Умай описывается так:
Омывшая грязь в озерной воде,
Обрезавшая пуповину (младенца) белой щепкой,
Имеющая питье в озере,
Имеющая игрища на Сурун-горе,
С гребневидными волосами Май-ана,
Среди сорока девиц чистая Май-ана!
А.М. Сагалаев, анализируя этот текст, отмечает: "Плодородие небесной богини
подчеркивается не только ее играми, но и такой деталью, как ее волосы. Упоминается,
что Умай имеет распущенные золотые или желтые волосы и, видимо, расчесывает
их гребнем... Символика распущенных волос, расчесывания их гребнем имеет прямое
отношение к идее плодородия, избыточной жизненности"174.
Вообще, приведенный материал свидетельствует, что гребень в мифе - атрибут обитателей
потустороннего мира: Яги, русалки, водяной хозяйки и т.д. С другой стороны -
это символ, безо всякого сомнения, женский. И в этом смысле он явно составляет
оппозицию мужскому символу копья (стрелы). Важно и то, что гребень имеет ярко
выраженную репродуктивную направленность, он не только символ смерти, но, как
это часто бывает, и символ зарождающейся жизни. Совершенно неслучайна его связь
с волосами, остриженными и захороненными тоже во имя будущего возрождения, а
также с эротической и родильно-крестильной обрядностью.
"Дом-1". Остановимся кратко еще
на одной семантической связке: намогильный столб - жилище. На
вероятность такого отождествления уже указывалось в литературе175.
Наличие подобной связи подтверждается прежде всего лексическим
материалом. Термин "баган", обозначающий намогильный
столб, чрезвычайно широко распространен и относится, прежде
всего, к сфере жилища. Например, у тувинцев терминами "бахана",
"багана", "магана" обозначается столб, которым
подпирают светодымовой круг юрты во время сильного ветра и основные
жерди чума. Аналогичное название бахана-махана для столба-подпорки
в жилище применяется якутами, киргизами, казахами. В сходном
значении это слово зафиксировано в языке казанских татар, караимов,
в чагатайском наречии, тюркских языках Кавказа. Любопытно, что
это слово известно в монгольском, эвенкийском и маньчжурском
языках (багета, бакача, бакса, бахана - подставка, столб). Наконец,
согласно новейшим тюркологическим исследованиям, слово "бакан"
в значении "шест" входило в пратюркский лексический
фонд, относящийся опять-таки к комплексу "жилище - дом
- поселение". [44]
В то же время практически всегда предметы, называемые данным термином, равно
как и сам термин, несут кроме сугубо утилитарной еще и глубокую сакрально-ритуальную
функцию. Так, у якутов одно из значений слова багана, магана вполне утилитарно:
это толстый столб, колонна, подпорка, каждый из четырех основных столбов в юрте
(балагане), поддерживающих потолок, заборный столб, столб изгороди, верея. В
то же время, багах - это столб, на котором вешают шкуру принесенной в жертву
скотины, два стоящих перед юртой священных березовых деревца, а усмоiнjох ар
багах - о трех перехватах священный жертвенный столб, который в мифологических
сказках вколачивает шаманка, приступая к камланию. Среднеазиатские и казахстанские
шаманы во время камлания часто поднимались по шесту бакан на купол юрты, где
и проводили общение с духами. В культуре монголов багана - это мировая ось,
соединяющая верх и низ, прошлое, настоящее, будущее, иными словами "связь
багана с жизнью и смертью, прошлым и будущим, преемственностью поколений несомненна"176.
Аналогичная двойственность была присуща и столбам баган тобольских татар. В
ходе полевого обследования нам удалось установить, что столбы, по типологии
сходные с намогильными, используются ими и в конструкции жилища. Орнаментированные
столбы (баган), практически аналогичные намогильным, устанавливаются в качестве
опор для поддержания навеса над крыльцом. Таким образом, сходные и одноименные
вещи (орнаментированные столбы) использовались и в ритуальных, и в утилитарных
целях.
В целом, следует отметить полисемантичность рассмотренных намогильных сооружений
и их тесную связь с доисламскими, шаманистскими в своей основе, культами и верованиями.
Относительно других типов намогильных сооружений обследованных кладбищ следует
отметить, что бревенчатые и дощатые срубы имеют в плане прямоугольную форму
и в подавляющем большинстве случаев - прямые стенки. Лишь один бревенчатый сруб
был выполнен в форме трехгранной призмы и, соответственно, представлял собой
двускатную полусамцовую конструкцию. Преобладание срубов с вертикальными стенками,
- пожалуй, самая яркая особенность сооружений могильных комплексов тюменских,
тобольских и курдакско-саргатских татар. Она отличает их от срубов, имеющих
двускатную полусамцовую конструкцию, которые встречаются, например, у тарских
татар и барабинцев177. Венцы срубов соединены с применением различной техники
рубки углов: в угол, в лапу, в охлуп, в режь, в охряпку. В трех случаях зафиксировано
использование различной техники рубки углов на разных венцах. В ряде случае
использованы бревна разного диаметра; последний уменьшался снизу вверх.
Практически все срубы, как бревенчатые, так и выполненные из досок, имели перекладину,
соответственно, бревенчатую или изготовленную из поставленной на ребро доски.
Перекладина устанавливалась по продольной оси ориентации сооружения. Чрезвычайно
любопытной деталью карбанских перекладин является оформление их окончаний. Концы
перекладин, во-первых, выступают на некоторое расстояние за пределы фронтонов
сооружений, во-вторых, имеют прямоугольные пазы и как бы врублены в бревна или
доски верхнего венца сруба, в-третьих, снабжены особого рода орнаментированным
декором. Они имеют либо округлые, либо прямо обрезанные под углом выступы. При
этом вырезы могут быть сделаны как в верхней, так и в нижней части доски. Аналогичные
выступы зачастую изготовлены и на бревенчатых перекладинах. Правда последние
более стилизованы, что объясняется меньшей пластичностью бревен, по сравнению
с досками для выполнения такого рода декора. Несомненно, в данном случае мы
имеем дело со стилизованным изображением антиподально расположенных конских
голов, "коньками" сооружений. Эти "коньки" являются, кроме
всего прочего, чрезвычайно эффектным образцом традиционной скульптуры тюменских
татар.
Ограды, выполненные из горизонтально укрепленных на столбовом каркасе досок,
также имеют прямоугольную в плане форму. Зачастую они перекрыты перекладиной
из поставленной на ребро доски. Перекладина оформлена в данном случае так же,
как и описанные выше перекладины срубов. В генетическом плане дощатые ограды,
видимо, являются результатом некоторого упрощения, редукции элементов срубных
сооружений, вылившейся в отказе от сооружения срубов и замене их на обшитые
досками конструкции.
Об этом свидетельствует наличие у срубных и дощатых сооружений некоторых общих
элементов. Кроме уже упомянутой перекладины сюда следует отнести и детали оформления
верхней части фронтонов. Обычно верхняя доска или бревно с торцевых сторон (фронтонов)
этих типов сооружений имеют одинаковые особенности, они выполнены в виде трапеции,
сужающейся к верху, либо их верхняя часть имеет округлую форму. Усилия мастеров
в данном случае явно были направлены на создание эффекта схожести намогильного
сооружения с домиком. Трапециевидные или округлые в верхней части фронтоны создают
имитацию двускатной крыши или арочного (?) свода. Как бы для подтверждения этого
впечатления на большом числе сооружений, как срубных, так и дощатых, на фронтонах
установлены расположенные под углом доски, имитирующие кровлю.
Ни одной из этих деталей нет на оградах из штакетника, доски которого либо не
были орнаментированы, либо имели геометрический узор. Декор некоторых досок,
а также особенности его вертикальной зональности позволяют заключить, что он
выполнен в виде антропоморфной фигуры. Стилистически такие изображения аналогичны
рассмотренным выше антропоморфным скульптурам с комплексов тобольских татар.
[45]
Могильные холмы представляют собой овальные или подпрямоугольные в плане насыпи
в разной степени разрушения. Поперечное сечение недавно сооруженных насыпей
имеет подтреугольную или трапециевидную форму. Размеры насыпей варьируют по
длине от 100 до 400 см, по ширине - от 60 до 150 см. На отдельных насыпях фиксируется
обкладка дерном и установленные по торцам деревянные колышки. В нескольких случаях
над могильным холмом установлены обелиски.
Из дополнительных деталей следует отметить укрепленные на
фронтонах оград деревянные полумесяцы на треугольных подставках,
а также скульптурные фигуры неясного назначения. Уникальным
для кладбищ сибирских татар является парное изображение рыб,
установленное на боковой стенке ограды № 182 кладбища д. Карбаны.
Безусловный интерес представляют зафиксированные на некоторых
могилах доски с надписями арабской графикой, кириллицей, фотографии,
отсутствие или наличие, а также колористика окраса сооружений
и т.д.
Инвентарь представлен погребальными носилками, однотипными, выполненными в виде
дощатого ящика без крышки, зачастую с одной боковой откидывающейся стенкой.
Дно носилок изготовляется в форме трапеции из трех досок, соединенных поперечными
планками, длина - около 2 м, ширина - около 0,5 м.
"Дом-2". Когда речь идет о бревенчатых
или дощатых срубах, а также деревянных оградах из горизонтально
укрепленных на опорных столбах досках, семантика сооружений
весьма прозрачна: это, по всей видимости, стилизованные изображения
жилищ. Данное заключение подтверждается особенностями конструкции
сооружений. Их форма хорошо согласуется с планировкой жилого
пространства. Сходство усиливается наличием дополнительных архитектурных
особенностей - установленных на перекладину и верхние венцы
сруба симметричных деталей, призванных имитировать кровлю, а
также элементов декора верхних торцевых досок сооружений, имеющих
ту же цель. Оформление торцевых сторон оград весьма разнообразно:
они выполнены в виде подтреугольных, трапециевидных или закругленных
фронтонов, еще более усиливающих впечатление от аналогий с жилищами.
Подтверждает это впечатление и терминология. Срубы, наряду с
описательным термином киртмя (от глагола рубить), информаторами
назывались еще и "уй" - дом, что прямо указывает на
связь намогильных сооружений с жилыми.
Следует отметить еще один элемент намогильных сооружений, который также может
быть рассмотрен в плане семантического соответствия погребального сооружения
жилищу. Речь идет о дерновой обкладке могильных насыпей, зафиксированной на
ряде свеженасыпанных холмов и деревянных оград. Обкладка могилы из дерновых
"кирпичей", зафиксированная нами, была существенным элементом погребального
обряда во время прохождения церемоний на кладбище.
Аналогичная деталь конструкции могильной насыпи отмечена у курдакских, барабинских
и тарских татар, у русских сибиряков и омских казахов178.
Данный элемент обрядности, на наш взгляд, может быть сопоставлен с широко распространенным
в древности и средневековье обычаем изготовления курганных насыпей из дернового
кирпича, или, по меньшей мере, дерновой обкладки таких насыпей.
Так, на памятниках с Верхней Оби II тыс.н.э. (в пункте БЕIX) были обнаружены
остатки намогильных сооружений в виде каркаса с плоской крышей и обкладкой из
дерна. Исследователь этих памятников М.П. Грязнов указывал на наличие в прошлом
такого рода сооружений у чатов и эуштинцев.
Аналогичные намогильные памятники возводились в начале II тыс. и в Барабе. Согласно
Д.Г. Савинову, захоронения под усеченно-пирамидальными сооружениями и "кирпичная"
дерновая кладка - наиболее характерные признаки своеобразных венгеровских и
осинцевских курганов Барабинской лесостепи. Некоторые элементы данного погребального
обряда уходят корнями в средневековье таежного Прииртышья. Анализируя стратиграфию
ряда кипских курганов, Б. А. Коников предположил употребление кусков дерна для
закладки могил179.
В типологическом плане подобные погребальные сооружения могли быть отражением
реально существовавшего типа жилищ, так называемых "дерновых" домов
(домов из дерновых кирпичей). Такие жилые сооружения этнографически зафиксированы
у барабинских татар, бачатских телеутов, кумандинцев, башкир-катайцев (исследователи
специально отмечают, что данный тип жилищ был характерен для киданей, входивших
в число предков башкир-катайцев)180.
"Двойные кони". Сложную семантическую
нагрузку несла перекладина (кооптаръ, орхалык) намогильного
сооружения. О важности этого элемента свидетельствует тот факт,
что перекладина устанавливалась и на бревенчатых, и на дощатых
срубах (в том числе и в тех случаях, когда в основу каркаса
таких срубов устанавливали опорные столбы). Более того, деревянная
перекладина зачастую устанавливалась даже на металлические намогильные
сооружения - изготовленные кустарным способом железные ограды.
Таким образом, перекладина оказывается наиболее консервативным
традиционным элементом погребального сооружения.
Такой консерватизм связан прежде всего с важной ритуальной функцией перекладины:
как уже отмечалось, она является местом нахождения двойника чан, который представляется
в виде птицы. [46]
Весьма интересны перекладины на кладбище у д. Карбаны.
Выполненные из поставленной на ребро доски, они в подавляющем
большинстве случаев имеют на концах вырезы различной формы:
округлые, под углом или в виде ломаной линии. Объединяет эти
скульптуры их символический смысл: по всей видимости, они являлись
стилизованными изображениями конских голов. Аналогичные вырезы,
по-видимому, также символизировавшие конские головы, выполнялись
и при установке бревенчатой перекладины.
Подобные изображения известны во многих культурах. В данном случае, стилизация
под конские головы, вероятно, призвана подчеркнуть "жилую" семантику
намогильного сооружения (ср. "коньки" на крышах домов). Аналогичной,
видимо, была семантика двусторонних коньков на погребальных "домовинах"
русских, распространенных в этнографическую современность "...от архангельского
Севера до казачьего Дона"181.
В то же время не исключено, что конские головы в данном случае выполняли и более
глубокую ритуальную функцию. Очень близкие аналогии имеют место в материалах
из Якутии. Например, в местности Манчарылах на заброшенном кладбище XVIII в.
были обнаружены намогильные сооружения в форме четырехугольного сруба в 6 -
8 венцов, которые завершались коньками с рельефной передачей верхней части лошади.
Качество фотографий не дает возможность судить о том, были ли эти изображения
антиподальными. В старинных жилых и хозяйственных сооружениях Якутии встречаются
потолочные балки или перекладины опорного столба в виде конской головы. Считалось,
что голова лошади ат баhа оберегает дом от злых духов182.
Продолжая якутские аналогии, можно отметить, что антиподально
расположенные изображения конских голов на кладбище у д.
Карбаны почти синонимичны изображениям конских голов
на специальной ритуальной коновязи аар багах, устанавливаемой
во время церемоний якутского праздника ысыах. Обычно устраивалось
два или три столба-коновязи, которые соединялись перекладиной,
пропущенной в отверстия, вырубленные в верхней части столба,
или вложенной в ее пазы. Выступающие за пределы столбов концы
перекладины оформлялись в виде конских голов183.
"Двойные рыбы". Особый интерес
представляет скульптурное парное изображение рыбы на торце одной
из оград. Надо отметить, что данный вид стилизации - весьма
частое явление в искусстве народов Сибири. Д.Г. Мессершмидт
привел в своих материалах деревянное изображение рыбы, выполненное
барабинскими татарами, у которых она выполняли функции шаманского
идола. Более или менее стилизованные деревянные изображения
рыб различных пород известны у хантов и эвенков. В искусстве
народов Сибири встречаются и парные изображения рыб. У васюганских
и нарымских хантов были известны зооморфные изображения "хозяев
рыб". "Они имели довольно крупные размеры и делались
парными: одна рыба изображала самку, другая самца... Весной,
когда на реке строили плотину, этих рыб повертывали к ней головой;
иногда обращали головой к озеру, чтобы они "загоняли"
в озеро рыбу с икрой..." Совершенно в ином стиле изображены
парные рыбки на серебряных шарнирных пряжках у алтай-кижи 184.
Рыба, как известно, является универсальным мифологическим персонажем. В вертикальных
системах Вселенной она предстает как один из наиболее существенных маркеров
Нижнего мира. В мифах рыба выступает как демиург, создатель и опора земли. Кроме
того, она символизирует плодородие, обычно в связи с сюжетом умирания и возрождения.
Во всех этих случаях данный персонаж выступает как некий эквивалент Нижнего
мира, хтонический символ царства мертвых, в который надо попасть, чтобы вновь
возродиться (ср. распространенную мифологему проглатывания и последующего изрыгания
рыбой). Рыба символизирует плодородие, плодовитость, изобилие, богатство, сексуальную
силу, в то же время этот образ амбивалентен: он может выражать и прямо противоположные
качества: скудость, скупость, равнодушие, сексуальную индифферентность.
Аналогичными качествами наделялась рыба и в сибирской мифологии и верованиях.
Здесь рыба также связывает преисподнюю с миром живых. На шаманских бубнах народов
Южной Сибири рыба обычно помещена в нижней части рисунка. У бачатских телеутов
один из наиболее почитаемых шаманских духов-пайана носит название Талай-Каан
(Море-хан). Сын Талай-Каана - огромная рыба Кер-Палык не менее популярна у телеутских
шаманов. Этот персонаж служил защитой кама. Вообще, представления о хтонической
рыбе Нижнего мира Кер-Палыке (Кер-Балыке, Кар-Балыке) и рыбоподобном, громадном
чудовище той же сферы Керь-ютпа (Кер-тютпа или просто Jyтпа), проглатывающем
людей, весьма широко распространены в шаманистской мифологии южно- и западносибирских
тюрков: хакасов, алтай-кижи, телеутов, кумандинцев, шорцев, предположительно,
барабинских татар. Изображения этих чудищ помещались обычно в нижней части бубна
или крепились внизу шаманского облачения.
С Сибирью связаны и представления о "двойных рыбах". Именно двойными
изображались на севере Восточной Сибири таймень и налим, которые использовались
якутскими и долганскими шаманами во время ритуальных действий при лечении больных.
Правда, иконография этих изображений несколько иная: здесь две рыбы сплетены
хвостами, в месте соединения было отверстие, символизирующее прорубь из Среднего
мира в Нижний (обиталище самой рыбы). Традиция такой символической трактовки
роли рыбы относится по меньшей мере к восточно-сибирскому неолиту, где обнаружены
двойные, "янусовидные" изображения185. [47]
Эти и подобные факты свидетельствуют, что изображение рыбы далеко не случайно
появилось на намогильном сооружении карбанского кладбища. Ставшее лишь данью
традиции для творцов самого изображения, оно, тем не менее, несло в себе значительную
семантическую нагрузку, призванную обеспечить переход умершего в иное состояние.
Нижний мир, царство мертвых - обитель рыбы, и поэтому закономерно ее появление
на символическом жилище покойного. Не случайна, конечно, и парность данного
изображения, олицетворяющая мужское и женское начало, вечный акт творения, да
и просто жизнь в довольстве и изобилии, где смерть - лишь частное ее (жизни)
проявление. С другой стороны (точнее, с иной точки зрения на тот же комплекс
представлений), парность обеспечивала более прочную связь Среднего и Нижнего
миров по вертикали и, таким образом, служила организующим звеном в общем миропорядке.
Исследователи подчеркивают местные североазиатские корни культа рыбы в Сибири,
уходящие чуть ли не в неолитическую древность. Если это так, то рассматриваемое
изображение является отголоском глубоко архаичных (шаманистских ?) традиций
в духовной культуре сибирских татар, сохранившихся в пережиточной форме в мусульманской
среде.
Амулеты в виде парных изображений рыб известны в памятниках сросткинской культуры.
Проблемы их происхождения и семантики специально рассмотрены Ю. А. Плотниковым.
Он подчеркнул местную природу изображений, их связь с такими атрибутами погребальной
обрядности, как река (вода), волос, гребень, а также с культом плодородия и
пожеланием процветания и изобилия. В этой связи уместно заметить, что седельные
изображения налимов из ак-алахинских курганов, судя по публикации Н.В. Полосьмак,
тоже были парными и крепились на каждой из двух сторон седла. Обращает на себя
внимание и то, что рассматриваемое нами изображение с карбанского кладбища иконографически
очень близко к изображениям крыльев крылатого дракона на щите из судна-саркофага,
обнаруженного в Англии, в Саттон-Ху неподалеку от Вудбриджа. Американский исследователь
Отто фон Садовски находит семантические аналогии этим изображениям в пазырыкской
культуре186.
Кстати сказать, налим, а также некоторые другие виды рыб, например щука, с древнейших
времен был наиболее почитаемым в Сибири. Среди прочих выделяются представления
о налиме, связывающие эту рыбу с культом покойников и культом предков. Так,
сохранились сведения, что у тувинцев нельзя было употреблять налима в пищу,
так как в прошлом он был старухой, ушедшей из-за ссоры с мужем в воду и превратившейся
в рыбу. Аналогичное предание (но уже об утопленнице-девице, превратившейся в
налима) имеется и у бурят. В то же время члены бурятского рода эхирит выводили
свой род от налимов. У хантов девушкам, вступившим в период половой зрелости,
запрещалось резать и чистить щуку и налима из боязни, что в девушку может переселиться
дух - хозяин рек и озер, что приведет к ее смерти. Запреты на потребление налима
и щуки существовали у манси и ненцев187.
Любопытно, что подобные представления занимают значительное место в верованиях
различных групп сибирских татар. Так, тарские татары предпочитают не употреблять
мясо налима в пишу, так как, по их мнению, эта рыба питается утопленниками (ср.
представления негидальцев о том, что душа утопленника становилась рыбой -помощником
хозяина воды. Не исключено, что в более общей форме такие представления связаны
с универсальной мифологемой заглатывания рыбой). У той же группы зафиксирован
запрет на потребление в пищу щуки под предлогом того, что у нее в районе лба
имеются косточки, образующие христианский крест. Одновременно у курдакско-саргатских
и тобольских татар зафиксирован тугум курты - "налим" и представления
об этой рыбе как о прародителе соответствующих тугумов-родов188. Эти данные
также имеют отношение к архаичному, во всяком случае доисламскому, культу рыбы,
сохранившемуся в среде различных групп сибирских татар.
Итак, погребальный обряд сибирских мусульман также синкретичен. С одной стороны,
ритуал имеет мусульманскую направленность: похороны проходят в присутствии муллы,
производится многократное чтение мусульманских молитв, на могилах устанавливаются
мусульманские знаки, в могильной камере делают боковой подкоп (ляхет), что также
свойственно для исламского обряда, строго соблюдается запрет на участие в похоронах
(и даже на посещение кладбища) женщин, используется исламизированная погребальная
одежда, функционирует арабо-персидская терминология для большинства обрядовых
действий и артефактов и т.п. С другой стороны, эти элементы тесно переплетены
с внеисламскими верованиями, которые проявляются в представлениях об образах
двойников человека; в семантике значительной части намогильных сооружений и
изображений; наличии инвентаря и т.д. Данные элементы погребального обряда,
особенно семантика намогильных сооружений, уводят далеко за пределы исламского
мира. Более того, отдельные символические структуры могут рассматриваться как
архетипические для культуры человечества вообще. В целом погребальный обряд
является важной частью народного ислама Сибири. [48]
Из книги: Сибирский ислам: региональный вариант религиозного синкретизма. Новосибирск,
Издательство Института археологии и этнографии СО РАН, 2004