Известно, что ортодоксальный ислам запрещает отмечать могилу
надгробным камнем или памятником. Хотя это правило у многих
мусульманских народов нарушается87, и места захоронений
оформляются надмогильными сооружениями (памятниками и оградами),
а также окультуренной флорой.
Среди татарских кладбищ чепецких татар наличием специально
изготовленных надмогильных памятников особенно выделяются кладбища
деревень Кестым, Падера, Татарские
Парзи. По времени появления надгробия в основном относятся
ко второй половине XIX в. Между тем, первые надгробные камни,
по-видимому, появились еще раньше - в период заселения татарами
среднего и верхнего течения реки Чепцы. К сожалению, зафиксировать
их в настоящее время очень сложно, так как они расположены или
в местах захоронений уже не существующих деревень (например,
д. Малый Палагай и д. Малые Парзи),
или локализованы в центральной части действующих кладбищ, куда
доступ затруднен. Обнаружить камни, чуть не наполовину ушедшие
в землю, не просто. Местные жители советуют их искать поздней
весной - в конце апреля - в мае, когда земля еще голая, но уже
достаточно сухая. Но все-[189] таки с высокой степенью уверенности
можно утверждать, что надмогильные сооружения существуют, что
рассказы о них - не легенда, т.к. есть свидетели, видевшие их.
Так, на кладбище д. Малый Палагай самый древний
надгробный камень датируется 1723 годом. На заброшенном кладбище
опустевшей д. Малые Парзи лежит памятник, сделанный
из мельничного жернова. Как утверждают, он установлен на месте
погребения первого жителя этой деревни. Интересно, что об этом
факте знают даже удмурты из соседней деревни Кочишево. По рассказам
жителей д. Кестым, в центре их кладбища находится
могильная плита, каждый год погружающаяся в землю. Ее периодически
извлекают на поверхность, прислоняют к дереву. Считают, что
это один из самых старых могильных камней, надписи на ней так
истерлись, что даже старики не могут их прочитать.
Анализ полевого материала позволяет выделить шесть типов памятников
(наиболее полно они представлены в д. Кестым).
I. Мельничный жернов диаметром 1-1,1 м (середина - конец XIX
в.). II. Плоская каменная плита, установленная перпендикулярно
к земле (конец XIX - начало XX в.). III. Массивные четырехгранные
столбы с богатой растительной орнаментацией (конец XIX в. -
1920-е гг.).
Следующие три типа получили распространение с 1940-х гг.,
имели разнообразную конструкцию с преобладанием некоторых видов
в определенные периоды: IV. Конструкция, имеющая в основании
квадрат и оканчивающаяся четырехгранным конусом (40-50-е гг.
XX в.); V. Плита в виде неправильного четырехугольника, стоящая
па невысоком постаменте (50-70-е гг. XX в.); VI. Плита, прямоугольная
в основании и дугообразно закругленная на верху или с боковых
ребер (80-90-е гг. XX в.). Памятники I, II, III типов сделаны
из камня. Сначала для этого приспосабливали мельничные жернова
(тип I), позже появились профессионально обтесанные каменные
плиты (тип II) и глыбы (тип III). Все они характеризуются наличием
эпитафий, высеченных арабским письмом.
Техника обработки памятников I и II типов не отличается изысканностью,
на них отсутствует орнаментация. Текст врезан и расположен только
на лицевой стороне камня. В этой связи уместно вспомнить о
булгарском могильном камне XIV в. на территории татаро-бесермянской
деревни Гордино/Гурьякала (в 3 км от д.
Кестым). Надпись на нем была исполнена врезанной техникой, выполнена
куфическим письмом и, по мнению исследовавшего его Али
Рахима, "весьма типична для многих булгарских памятников
XIV века"88. Весьма вероятно, что кестымские
надгробия XIX в. копировали технику письма именно этого памятника.
Они подтверждают наблюдения А. Рахима, что врезанная техника,
преобладавшая на булгарских камнях XIV в., в период Казанского
ханства и позже выполнялась очень плохо и неуклюже89.
[190]
Памятники III типа, напротив, отличаются искусной отделкой,
надписи и орнамент на них рельефны, вырезаны на гладкой поверхности
всех четырех сторон камня. В Глазовском уезде не было профессионалов
по декоративной обработке камней. Скорее всего, надгробия III
типа были куплены и привезены со стороны. По свидетельству А.
Рахима, рельефный стиль утвердился в Поволжье в конце XV в.
и держался у татар вплоть до конца XIX в. Он не имел никакой
естественной связи с булгарским стилем XIV в. и был заимствован
татарами извне, вероятно, из Дагестана. Именно там встречаются
аналогичные по технике обработки, каллиграфическому и орнаментальному
стилю надгробия90.
Особенности оформления татарских могильных камней, сложившиеся
в эпоху Казанского ханства, в целом повторяются и в памятниках
чепецких татар второй половины XIX - начала XX в. Содержание
надписей и расположение отдельных частей текста следовали определенному
порядку. Первые строки были заняты фразами молитв: "Ля
илляhа иль ля Лаh, Мухаммад рассуляhи" (Нет бога, кроме
Аллаха. Мухаммед пророк его) (тип 1) или "Бисмилляhи ррахмани
ррахим. Ля илляhа иль ля Лаh, Мухаммад рассуляhи" (Именем
бога милостивого, милосердного. Нет бога, кроме Аллаха. Мухаммед
пророк его (тип 2)). Последующий текст писался на татарском
языке. Перечислялись год смерти, отчество и имя умершего, его
возраст. Исключение составляет лишь одна надгробная плита, поставленная,
видимо, намного позже - в первой половине XX в. На это указывает
высеченный в верхней части полумесяц, отсутствие текстов аятов
и хадисов, указание не только даты (года и месяца) смерти, имени
и возраста умершего, но и места его рождения. К тому же сохранность
памятника достаточно высока, по окрашенным врезкам букв видно,
что за ним до сих пор ухаживают.
Абсолютное число памятников I-III типов невелико: они ставились
на могилах священнослужителей, зажиточных крестьян, причем -
только мужчин. На это указывал еще Н.П. Штейнфельд. Описывая
культуру малмыжских татар, он подчеркивал, что каменные памятники
они устанавливают на захоронениях богатых, а могилы бедняков
огораживают деревянной загородкой, внутри которой сажают дерево91.
Такая же картина наблюдалась и в погребальной практике чепецких
татар. Именно по этой причине не обнаружены надгробия, относящиеся
к 20-40-м гг. XX в.: светская и духовная верхушка татарской
деревенской общины была подорвана экономически и политически;
это, в конечном счете, привело к исчезновению практики установки
"исламских надгробий". Масса рядовых крестьян в обыденной
жизни продолжала придерживаться старых устоев и не спешила приспосабливаться
к основанным преимущественно на русской культуре новациям. Надмогильный
камень [191] Ф. Касимовой, умершей в 1935 г., является исключением
в этом ряду и представляет переходную форму. Типологически его
следует отнести к памятникам I типа - это каменная плита с аркообразным
навершием, установленная вертикально к земле. Однако его своеобразие
состоит в том, что, во-первых, он установлен для женщины, во-вторых,
текст написан кириллическим письмом и, в-третьих, содержит лишь
имя умершей, дату ее рождения и смерти. Ничто не указывает на
исламское захоронение. Скорее всего, памятник установлен не
ранее 1940-х гг., так как переход татарской азбуки с латинского
шрифта на кириллический произошел в 1939 г.
Памятники второй половины XX в. - IV, V, VI типы - преимущественно
металлические, с надписями на русском или татарском языках:
указываются, как правило, фамилия, имя, отчество умершего, годы
жизни. Конструкции типовые, т. к. сделаны в мастерских ритуальных
услуг, а потому лишены каких-либо этнических или конфессиональных
маркировок, за исключением полумесяца, припаянного к навершию
памятника, и отсутствия фотографии.
Как известно, во второй половине 1940-х годов на могильных
плитах стали устанавливать Звезду как символ воинской славы,
доблести и новой генерации советских людей. На татарских кладбищах
на надгробиях ветеранов Великой Отечественной войны она нередко
соседствовала с полумесяцем. Однако в 1970-1990-е гг. звезда
стала приобретать новый смысл - этноопределяющий. Ее можно увидеть
только на захоронениях некоторых партийных и советских работников
а также детей, рожденных в межнациональных браках. К таким захоронениям
местные жители относились весьма недружелюбно. В этот период
на некоторых памятниках стали крепить фотографии погребенных,
к чему большинство татар относится также отрицательно, считая
это уподоблением "неверным, крещенным", т.е. нетатарам.
Особо следует выделить памятники VI типа (1980-1990 гг.).
По сути, они являются возвращением к дореволюционным могильным
плитам II типа, о чем свидетельствуют их формы (четырехгранная
плита с дугообразным навершием и вырезанными плечиками в верхней
части), тексты (помимо указания информации об умершем, обязательно
имеются изречения Мухаммеда и отрывки из Корана), шрифт (сочетание
кириллического с арабским).
Надмогильные камни обычно устанавливаются через несколько
месяцев - полгода после захоронения. Подобная практика продиктована
здравым смыслом: за это время подбой под тяжестью земли обваливался,
и могила оседала, приходилось еще два-три раза насыпать новую
землю.
За последние двадцать-тридцать лет были утрачены знания о
правильной установке памятника относительно головы или ног умершего.
[192] Сегодня встречаются различные варианты: в ногах, по центру,
в изголовье. Последний вариант, скорее всего, наиболее ранний.
Именно в изголовье ставили метку волжские булгары92.
На это, судя по всему, указывает название надмогильного камня
в говоре чепецких татар - башбата. Этимология слова не совсем
ясна: баш с общетюркского означает "голова", "начало",
слова 6ата у чепецких татар нет. В 1929 г. Дж. Валиди перевел
"башбата" как "намогильная доска" и включил
в группу слов, не имеющихся в общетатарском языке93.
Согласно его исследованиям, данное выражение встречалось лишь
в нукратском говоре, т. е. у каринских татар. Правда, особо
этот факт ученый не подчеркивал. В 1960-е гг. казанские лингвисты
обозначили более широкий ареал распространения этого слова:
не только в нукратском, но и в мазовском говоре. Но по-прежнему
большая часть фразеологических примеров относилась к речи каринских
татар. В наблюдениях лингвистов замечательно то, что они приводили
фразы, указывающие на формы могильных памятников: таш башбата
- каменный памятник, агач башбата - деревянный памятник. Авторы
диалектологического словаря татарского языка перевели слово
башбата как "намогильный камень; кол (деревянный) на могиле".
Они советовали провести аналогии с сергачским башказык (кабер
өстенә куелган казык - кол на могиле)94.
В словаре же была приведена фраза из нукратского говора: "Теге
кабернең башбатасы тунгән (Той могилы памятник замерз)".
Может быть, деревянный кол на могиле есть ни что иное, как дерево?
Сейчас трудно судить о первичной форме могильной метки - дерево
это было или шест, но в данном обычае нельзя не видеть одно
из проявлений погребального культа. Что касается чепецких татар,
беседы с респондентами, наблюдения на их кладбищах не дали возможности
говорить о распространении среди них памятников в виде деревянного
кола.
Если выделение могил камнями было характерно лишь для ряда
деревень, то использование ограды и посаженного дерева присуще
всем татарским деревням чепецкого бассейна, особенно в среднечепецкой
подгруппе (за исключением населения д. Палагай).
Юкаменские татары свою приверженность к подобной практике мотивируют
исламским запретом на установление могильных плит. Правда, в
1980-1990-е гг. этот запрет начали нарушать, устанавливая на
могилах памятники. Однако их число очень невелико.
Традиционно преобладала неглухая ограда (керте [киртә]),
изготовленная из вертикально установленных деревянных досок.
Сегодня воочию увидеть форму могильных ограждений даже середины
XX в. уже невозможно, т. к. дерево - материал недолговечный,
быстро разрушается. Однако на ряде кладбищ довелось зафиксировать
единичные образцы старых, уже развалившихся оград необычной
формы. Можно [193] лишь предположить, что в прошлом бытовали
глухие ограды с горизонтальным расположением досок.
На Кесшурском кладбище были обнаружены три
рядом стоящие могилы, каждая из которых необычным образом огорожена
"гробницей" - высоким в четыре доски сооружением со
стилизованными окошками по бокам. Деревня невелика, относится
к числу вымирающих. Кладбище, напротив, обращает на себя внимание
огромными размерами. Значительная его часть давно заброшена,
могилы никак не помечены, "заселен" лишь небольшой
участок. Из-за крайней малочисленности сведений трудно судить
о природе нетипичных для татар оград. Не исключено, что они
заимствованы у соседних народов, например, бесермян. Жители
соседней деревни Малый Вениж считают Кесшур татарской деревней,
но при этом заявляют, что раньше там жили бесермяне, которые
перешли в татарскую веру. Кесшурцы, подчеркивают они, это бывшие
бесермяне Балтачевы и Абашевы, у них лишь мулла Шагимарданов,
приехавший "откуда-то с юга, с Казанской стороны",
был татарином.
В 1940-е гг. из-за тяжелых материальных условий, изменения
демографической структуры села деревянные ограды вокруг могил
не ставили. Вновь они появились лишь в 1950-1960-е гг. С 1970-х
гг. на кладбищах стали устанавливать металлические ограды, что,
по-видимому, можно объяснить повышением материального благосостояния
людей и влиянием городской культуры. Не случайно, металлические
ограды чаще встречаются на кладбищах тех деревень, которые расположены
недалеко от г. Глазова, и молодежь из которых с конца 1950-х
гг. переселилась в город для работы или учебы. Новый материал
позволил создавать многообразные, богато орнаментированные конструкции,
с навершиями в виде полумесяцев, шаров, ромбовидных пик.
На могилах, помеченных изгородью, в последние десятилетия
появились небольшие (20 х 30 см) таблички с указанием имени
погребенного и годов его жизни. До этого все захоронения были
"безымянными", таковыми же остается половина современных.
С тех пор, как появились металлические решетки, зародилась
и традиция их окрашивания. Цветовая гамма - неширокая, использовалась
преимущественно синяя/голубая, зеленая, белая/серебристая окраска.
Первые два цвета традиционно считаются исламскими. Именно они
в течение XX в. преобладали в оформлении мечетей всего Волго-Уральского
региона95.
Расположение многих старых могил, особенно с деревянными оградами,
можно определить только по слегка выступающему холмику и посаженному
на нем дереву. Традиция обозначать могилу деревом была характерна
для всех групп татар Волго-Уральского региона96.
Считается, что посадка деревьев на могилах является очень древним
обычаем, уходящим в булгарские времена97. Видимо,
раньше выбор деревьев определенных [194] пород связывался с
каким-то поверьем, которое современные респонденты уже не знают98.
Поэтому не совсем ясно, почему в рекомендованный перечень входили
только сосна, береза, ель. Наблюдая за старыми кладбищами, действительно
можно увидеть именно эти виды деревьев (в различных комбинациях
в зависимости от почвы).
В последние десятилетия на могилах стали сажать также рябину,
черемуху, шиповник, налипну, сирень, акацию. Свой конкретный
выбор респонденты объясняли пожеланием умершего, а также красотой
или источаемым ароматом того или иного кустарника или дерева.
Тот факт, что многие из перечисленных растений плодоносящие,
скорее всего, не играет роли.
Сегодня уже не существует точного указания, где сажать растение,
сажают и в изголовье, и по центру, и в ногах, т. е. с противоположной
стороны от памятника (если он есть). В последнем случае свой
поступок мотивируют удобством для умершего: "чтобы лежал
он в могиле и любовался красотой цветущего кустарника".
Надо полагать, что в прошлом, когда дерево было единственной
меткой захоронения, его сажали в изголовье.
Среди кестымских татар бытует мнение, что согласно Корану
на могиле нельзя сажать цветы. Информаторы указывали на строгое
соблюдение этого правила предками, а также ссылались на неудобство
для похороненного: "Цветы будут забирать весь свет солнца,
умершему станет тяжело лежать в могиле"99. Однако
и этот запрет стал нарушаться: сегодня многие могилы украшают
кусты многолетних ярких цветов. Тем не менее, соблюдают правило
не приносить на могилу любые сорванные цветы, в том числе венки
из живых или искусственных цветов.
... [195]
Из книги Д.Г. Касимовой "Семейная обрядность
чепецких татар. (середина XIX - XX в.)", Ижевск,
Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2003